Виктор Суворов - Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]

Гуталин сам урка. Тифлисское казначейство с партнерами курочил. Вся Европа восторгом изошла бы, если бы узнала, как товарищ Сталин банки грабил. За что ни возьмется, все у него получается. Гуталин к мастерству вскрытия сейфов явно неравнодушен.

Может, где-то держал Гуталин медвежатника высшего класса для такого случая? А как тот медвежатник на спецучасток пролез? И куда девался? Был когда-то на Руси легендарный Севастьян, так нет его давно. Пропал еще в Гражданскую. Вот только Севастьян один так и смог бы сработать. Больше некому.

Но странно повел себя Севастьян. В сейфе не тронута коллекция орденов, не тронуты бриллианты, монеты, слитки и самородки. Севастьян хоть горсть бриллиантов в карман да сунул бы.

Но главное пропало. Пропали папки на Гуталина и на Дракона. Пропал «Контроль-блок». Без него двадцатисемикаратовый голубой бриллиант Бочарову не в радость.

Сидит Бочаров, думает. Машинист уверяет, что одна она в паровозе была. А где же тот медвежатник, который сейф ковырнул? Черт с ним, с медвежатником. У нее с собой были папки и что-то тяжелое в мешке. А в лес она уходила с легким мешком. Следовательно, все силы только на поиск девчонки. Куда она может пойти? Может пойти на восток. Откуда-то с Урала может вызвать самолет, и ее заберут. Может пойти на запад. Но на запад — Волга. Волгу надо переплыть. В октябре дураков нет через Волгу плавать. А все причалы, пристани, все лодки — под контроль! Мост через Волгу тут один. Железнодорожный. Мост и так под полным контролем. Мост ей не перейти. Еще есть мост железнодорожный под Ульяновском — это сто пятьдесят километров вверх по течению. И мост железнодорожный под Саратовом. Это триста километров вниз по течению. Но все мосты под контролем. Железнодорожным мостом не пройдешь и поездом не проедешь. Проверяются все поезда.

Только слышал давно Бочаров краем уха, что вроде у Гуталина налажена какая-то система железнодорожного движения. Какие-то поезда по каким-то тайным графикам носятся по всей стране. Если Жар-птица посвящена в эту тайну, если знает какой-то полустанок и время, когда там сталинский поезд останавливается, то подхватят ее и увезут.

Все разъезды под контроль? Неплохо бы. Но уж очень страна велика.

Прикинула Жар-птица: вдоль железнодорожного полотна дороги нет. И вообще рядом дорог нет. Машины сюда не пройдут. Другого паровоза у них нет. А пешком десять километров — путь не близкий. Проверить всю линию от спецучастка до места крушения не просто. Настя может под обломками разбитого поезда лежать. Могла сгореть. А могла и спрыгнуть. Причем могла спрыгнуть сразу после того, как локомотив проломил ворота спецучастка. Кругом лес и болота. Она могла уйти далеко, могла захватить коня, велосипед, машину, могла выйти на железнодорожную магистраль и прыгнуть в проходящий поезд.

Кроме того, знает Бочаров, что Настя какой ни есть, а все-таки диверсант: одежда и обувь пропитаны составом «ТК», человек запаха «ТК» не улавливает, а собаке этот запах словно молотком по носу. В общем, если поставить себя на место Бочарова, то задача не такая уж и легкая. Ко всему, в разбившемся поезде могли уцелеть заключенные. Те, кто уцелел, разбегаются. Сколько их, неизвестно. Они могут в округе воровать продовольствие, одежду, лошадей, машины, оружие, нападать на людей. Сейчас посыплются доклады из районов — поди разберись, куда силы бросать.

Сидит Настя, думает. Бочаров мог позвонить Ежову, и тогда все НКВД против нее. Тогда все станции, все аэродромы под контролем. Тогда все телеграфные и телефонные станции ждут, когда она объявится. И не пропустят. Ее поймают, как только она попытается позвонить или телеграмму отправить. На той стороне Волги, на разъезде 913-й километр каждую субботу с двенадцати ночи до двенадцати дня стоит ремонтный поезд «Главспецремстрой». Как через Волгу перебраться? Много у товарища Сталина поездов-призраков, ходят они регулярно, много тайных мест по стране, где они останавливаются. Но доверен Насте только малый кусочек тайны: только один разъезд.

И он на той стороне.

На правой.

Куйбышевскому управлению НКВД — боевая тревога. Оперативная обстановка: в районе спецучастка НКВД вредителями преднамеренно поврежден железнодорожный путь. На поврежденном участке пути потерпел крушение спецпоезд с опасными преступниками, которых транспортировали на исполнение. Не менее сорока преступникам удалось скрыться. Среди них — особо опасная медвежатница Жар-птица, участница ряда массовых зверских убийств. Приметы: возраст 19 лет; рост 157 сантиметров; телосложение правильное спортивное, некоторый недостаток веса; нос прямой; глаза синие, большие; лицо овальное; волосы русые, густые; стрижка короткая; одета в мужской костюм черного цвета спортивно-туристического типа; обута в черные высокие кожаные ботинки необычной формы на толстых подошвах, рисунок подошвы и каблука полностью соответствует рисунку советского армейского сапога офицерского состава; имеет с собой вещевой мешок иностранного образца; вооружена пистолетом системы Люгера «Парабеллум 08» и немецким охотничьим ножом «Золинген»; исключительно опасна. При встрече — истребить на месте. Докладывать немедленно.

Но что начальник Куйбышевского управления НКВД старший майор государственной безопасности Бочаров теперь должен докладывать в Москву товарищу Ежову?

Доложить, что Гуталин что-то пронюхал и прислал девку на разведку? Доложи такое Ежову — перепугается, побежит у Гуталина прощения просить.

Или доложить, что девка пронюхала, где «Контроль-блок» лежит, и украла его?

Или, может быть, доложить Ежову, что эшелон с приговоренными к смерти уже находился на спецучастке, но угнан девкою и разбился, при этом половина приговоренных разбежались?

Семь бед — один ответ. Надо переворот начинать. Срочно. А Ежову шифровку: поезд с приговоренными к смерти разбился на подходе к спецучастку, в поезде особо опасная…

И вот уже полетели по стране шифровки из Москвы: «Начальникам управлений НКВД Ярославской, Костромской, Горьковской, Саратовской, Пензенской, Сталинградской, Пермской, Кировской… глаза синие, большие; лицо овальное… истребить… Ежов».

Листает товарищ Сталин отчеты о московских слухах. Все об одном: в Сибири объявилась банда. Сорок человек. Все убийцы. Все приговорены к смерти.

Стреляют в кого ни попадя. Банда называется «Птица смерти». Во главе — девка невиданной красоты. Глаза синие, большие. Банда пробивается к Москве, но НКВД не дремлет: все мосты через Волгу блокированы, все речные суда — под контролем, у каждой лодочной станции — засада, на каждой пристани — патрули с собаками.

Поднял товарищ Сталин телефонную трубку:

— Товарищ Ежов, вы что, банду обезвредить не можете?

— Товарищ Сталин, подняли на ноги весь НКВД и армию. Обязательно найдем и уничтожим на месте. Особые указания даны в отношении атаманши. Истребим, товарищ Сталин.

Плывет Настя в черноте чернильной. Страшно. Рассказывали, что щуки на Волге хуже акул. По два метра длиной. Это сколько же такой в брюхо каждый день надо! Откусит ногу, вот тебе и ужин. Еще про сомов-людоедов рассказывали. Те по ямам глубоким лежат. Ночью к поверхности всплывают и хватают пловцов. Сомы по пять метров бывают и весят по триста килограммов. Есть еще и белуги. Те тоже по пять метров длиной, только весом не по триста килограммов, а по тонне. Живут белуги по сто лет и больше. И много едят… Только и разницы, что не по одной ноге откусывают, а сразу две.

Старший майор государственной безопасности Бочаров ругает себя: как близок был к победе! Надо было просто в самый первый вечер взять эту девчонку с собой.

Взять с собой. Какая же стройная, какая изящная девочка! Где еще на Руси такую найдешь? Она сложена для танца, она рождена для танца. Она подавляет в себе танцевальный инстинкт. Ее надо было взять с собой, и она не удержалась бы. И танцевала бы. И забыла бы все свои спецзадания. И рассказала бы ему, зачем ее прислал товарищ Сталин. Но не взял ее Бочаров с собой. И вот она пропала. Пропала, украв «Контроль-блок» и папки на Гуталина и Дракона. Как могла она сообразить, где все это хранится? Как она могла вскрыть сейф? И когда?

Пропала. Провалилась сквозь землю. Или сквозь воду.

И вот доложили Бочарову: рыбаками пойман вещевой мешок необычной конструкции. На вещевом мешке, который явно стоит дороже, чем рыбачья лодка, — вражеские буквы. Персоналом спецучастка мешок опознан. С таким мешком вражеского производства в этих краях появлялась только Жар-птица.

И Бочаров понял: наступило равновесие. Она утонула. «Контроль-блок» плавает хуже топора. Топор стальной, а тут золото, тяжелый металл. Сталин не может взять под контроль системы связи, но и Бочаров не может. Игра продолжается.